С конца царского периода до конца советской власти

В 1917 году в Российской империи прожинало 3,7 млн. лютеран, их них 1,3 млн. человек — в России, остальные — в Прибалтике. Большинство из них немецкие корни; однако по национальности многие были латыши и эстонцы. Было по­строено 1828 евангелическо-лютеранских церквей и молитвенных домов. Наряду с общинами в Москве и Санкт-Петербурге, значительную роль играла община в Одессе. В городе находилась резиденция пробста Первого пробстского округа Южной России, который подчи­нялся Консистории и епископу Санкт-Петер­бургскому.

В трудное и беспокойное время войн и революций пастором евангелическо-лютеран­ского прихода церкви св. Павла и пробстом в Одессе осенью 1908 года был избран Даниэль Штайнванд (1857-1919). Штайнванд был родом из Бессарабии и учился богословию в Дерпте (Тарту). Двое его сыновей тоже стали пас­торами и пали жертвами сталинских репрес­сий. Его брат Эдуард остался в живых и после Второй мировой войны работал профессором кафедры практической теологии в Эрлангене.

После вступления России в Первую миро­вую войну, церковный совет св. Павла присту­пил к организации помощи Отечеству в его борьбе против Германии. На страницах газеты «Odessaer Zeitung» от 8 (21) августа 1914 года церковный совет опубликовал обращение к общине, в котором призвал прихожан служить царю и Отечеству. Тот, кто не может защищать царя и Отечество с оружием в руках, может оказать помощь, жертвуя ежемесячно средства на содержание лазарета, или обеспечивая содержание одной койки в нем. В кратчайшие сроки был организован сбор пожертвований на организацию лазарета евангелическо-лютеранского прихода церкви св. Павла. Он пред­назначался для лечения больных и раненых русских воинов, независимо от националь­ности. Лазарет был размещен не в доходном доме, как ранее планировалось, а в здании богадельни, принадлежавшем общине, — сегодняшнем Церковном центре св. Павла. После того, как призреваемых стариков пере­вели в другие помещения, там освободилось место на 40 коек. С 1914 года по 1917 год медицинскую помощь в этом лазарете общины получили 604 раненых воина. Он содержался исключительно на пожертвования членов общины и средства, вырученные от продажи билетов на специальные лотереи-аллегри, которые устраивала община.

Кроме того, лютеранская община приняла участие и в организации евангелического лаза­рета для больных и раненых русских воинов. В комитет лазарета были избраны помимо люте­ранских пасторов из Одессы, Глинного (Glückstal) и Хоффнунгсталя (Hoflhungstal) пастор евангелическо-реформатского прихода в Одес­се и римско-католический священник, а также председатель церковного совета общины св. Павла, известный доктор медицины Я. Флеммер. Этот лазарет был размещен в евангели­ческой больнице на Старопортофранковской улице и содержался за счет пожертвований немцев Юга России. Лютеранская община вела учет сумм пожертвований: в 1916 году они составили 11 835 рублей, в 1917 году — даже 22 649 рублей.

Кроме лазаретов в финансовых средствах нуждались приюты для бедных, престарелых и сирот. На 1 января 1916 года в приюте для престарелых содержалось 37, в 1917 году — 27 человек; в сиротских приютах — соответственно 64 и 55 детей. При каждом учреждении содержался врач, сестры милосердия, прислуга. Несмотря на трудное военное время, все, кто находился в приютах, обеспечивались пита­нием, обувью и одеждой, а для детей даже устраивались рождественские елки. На содержание этих учреждений использовались проценты с неприкосновенного капитала, от­числения из церковной кассы, годичные взносы прихожан, единовременные пожертвования. Многие жители немецких сел регулярно поддерживали все эти социальные учреждения одесской общины продуктами питания.

Несмотря на всю эту активную поддержку на благо общественности российские поддан­ные немецкой национальности подверглись дискриминации в имущественном, культурном и религиозном отношении. В 1915-1917 годах был принят ряд «ликвидационных» законов и положений, которые ограничивали нрава лиц немецкой национальности на владение землей и недвижимостью.

В ноябре 1914 года генерал-губернатор всех областей Одесского немецкого округа запретил произносить проповеди на немецком языке в лютеранских церквях и молитвенных домах. Запрещалось также использовать немецкий язык вне церковных помещений, например, у смертного ложа, при крестинах и т. д. Отныне похороны умерших поручались русским. Нарушение запрета влекло за собой высылку. Запрет, правда, был временно отменен распо­ряжением на Петрограда, по в июне 1916 года вновь вступил в силу.

Лютеранской общине в Одессе запретили оказывать помощь российским немцам и бе­женцам, которые пострадали от применения «ликвидационных» законов и лишились своего имущества. Под угрозой оказалась и собствен­ность общины. 19 мая 1915 года, согласно постановлению городской управы, было изъято два с половиной квартала земли на втором христианском кладбище из участка, отведен­ного под захоронения лютеранскому приходу в 1886 году.

Под угрозой оказалась деятельность Люте­ранской Церкви на всей территории России. В сложившейся ситуации Генеральная консисто­рия обратилась в Департамент духовных дел иностранных исповедании. Она напомнила, что Евангелическо-Лютеранская Церковь просуще­ствовала в России более трехсот лет и ни разу не изменила своему долгу и российской монар­хии. Однако если ее деятельность стала не нуж­на России, является препятствием для военной победы или угрожает развитию самобытности русского народа, она готова добровольно прекратить свою деятельность.

Раньше Лютеранской Церкви оказалась поверженной российская монархия. В ночь на 3-є марта 1917 года император Николай II отрекся от престола, а 5-го марта 1917 года по предписанию Консистории на воскресных службах во всех евангелическо-лютеранских церквях был зачитан Манифест об отречении. Пришедшее к власти Временное правительство стремилось улучшить отношения государства с представителями всех религиозных конфессий.

Церковь в переломный период революции и Гражданской войны

Февральская революция 1917 года хоть и дала Лютеранской Церкви в России впервые полную свободу вероисповедания, независи­мость от государства и равенство с Православной Церковью в правовом отношении, однако доверия к новой власти у Церкви не было. На страницах еженедельника «Wochen-blatt», который издавался в Одессе в 1917 году Всероссийским союзом русских немцев, пастор Штайнванд рекомендовал воздержаться от поддержки Временного правительства, потому что оно не определилось в отношении к российским немцам. Не были отменены «ликвидационные» законы, остались под запретом проповеди на немецком языке в лютеранских церквях Юга России несмотря на то, что по положению о Лютеранской Церкви без проповеди немыслимы богослужения.

Несмотря на сомнения, Лютеранская Цер­ковь начала подготовку к созыву Генерального Синода для утверждения нового церковного устава. В мае 1917 года в Одессе собрался Синод Первого пробстского округа Южной России. На нем специальной комиссии было поручено разработать «Синодальное устройство церковных приходов Евангелическо-Лютеранской Церкви Южной России». В состав комиссии во­шли пробст Георг Шиллинг из Глюкстадя, ставший в 1914 году преемником пробста Штайнванда, пастор общины св. Павла Даниэль Штайнванд, профессор, доктор медицины Я. Флеммер (Одесса) и редактор газеты «Odessaer Zeitung» Карл Вильгельм. Осенью 1917 года проект был рассмотрен и принят на следующем Синоде.

Это несомненно представляло собой попыт­ку отделиться от Единой Церкви. При этом процесс становления Украины самостоятельным национальным государством и обретенная свобода были лишь общим предлогом, ведь уже на протяжении нескольких десятилетий отношения между Единой Церковью, руковод­ство которой находилось в Санкт-Петербурге, и общинами в Причерноморье были напряжен­ными. Причиной тому были отнюдь не только огромные расстояния, но и строго лютеранская набожность обученных в Дерпте пасторов, с которыми прихожанам в селах Южной России не всегда удавалось найти общий язык.

Однако уже скоро политические события стали стремительно развиваться. В ноябре 1917 года Центральная Рада — парламент в Киеве — объявила о создании Украинской народной рес­публики. В феврале 1918 года Украина заключает сепаратный мирный договор с Гер­манией, а в марте в Одессу вступают австро-венгерские и германские войска. В апреле при поддержке германского правительства к власти в Украине приходит генерал П. Скоропадский.

В мае 1918 года на общем собрании прихожан принимается решение о национа­лизации реального училища св. Павла и реформировании учебных заведений при церковной общине. На базе бывших учебных заведений было решено создать единый комплекс: немецкую народную школу св. Павла, немецкую реальную мужскую гимназию св. Павла и немецкий женский лицей св. Павла с торговыми классами. Из трех названных учебных заведений успели открыть только мужскую гимназию в здании бывшего реального училища, которое примыкало к кирхе.

Время было неспокойное, учебные занятия проходили с непредвиденными перерывами. Пользуясь ими, некоторые гимназисты тайно проникали в кирху, ибо в утренние часы она была пуста. Сквозь цветные витражи внутрь помещения попадало солнце и церковный зал освещался многоцветным сиянием на скамьях, стенах и сводах. Когда солнце пряталось в облаках, огромный зал кирхи погружался в сумрачную торжественность. В тот год днем в пустой кирхе можно было услышать пре­красную игру на органе бывшего профессора Берлинской консерватории. Оказавшись почти случайно в зоне военных действий на территории Румынии, он был взят в плен и привезен в Одессу. Ему разрешили жить как вольному поселенцу, но запретили давать публичные концерты. Чтобы он не утратил навыков игры и совершенствовал музыкальное мастерство, ему предоставили возможность играть на органе в кирхе в дневные часы, когда не было службы. Военнопленный органист устраивал концерты в пустом храме. Вос­поминания о них сохранил бывший гимназист, писатель Сергей Снегов. В 1918 году музыкант вернулся в Берлин. К сожалению, детская память писателя не сохранила его фамилии.

Одесса в этот период превратилась в убе­жище людей самых различных политических взглядов. В городе развернулась ожесточенная борьба за отдельные районы города между различными политическими силами. Во время кратковременного пребывания в некоторых районах города военные части С. Петлюры установили на главной башне кирхи пулемет и обстреливали та него наступавшие со стороны Пересыпи войска Красной Армии. Вдоль побе­режья крейсировали ударные соединения бри­танского и французского флота. В 1918 году город полгода был занят немецкими войсками. В течение нескольких месяцев 1919 года власть в Одессе и Одесском уезде удерживали больше­вики. Они проводили жесточайший террор в городе и его окрестностях.

Активными сторонниками большевиков были бывшие германские и австро-венгерскими военнопленные, которые создали коммунистическую группу «Спартак». С помощь вооруженных людей, разместившихся в цер­ковном приюте для престарелых, группа совер­шала бандитские налеты на немецкие колонии. Банды хотели установить советскую власть в немецких селах, привлечь молодых крестьян­ских парней на службу в Красной Армии и ото­брать продовольствие и скот. Один из таких на­летов в колонию Гросслибенталь вблизи Одессы закончился восстанием колонистов. Когда коло­нисты расстреляли мародерствующих красно­армейцев, подступило войско Красной Армии с тяжелой артиллерией. После этого 60 ведущих крестьян колонии Гросслибенталь были казне­ны. Восстание колонистов все же распростра­нилось на территории Одесского и Тирасполь­ского уездов, но было жестоко подавлено.

Политические потрясения этих месяцев сказались на здоровье пастора Д. Штайнванда. Его сердце не выдержало огромного напряже­ния, и в июне 1919 года он скоропостижно скончался в Люстдорфе недалеко от Одессы, куда приехал для подготовки конфирмации. На короткое время его преемником стал пастор Готтхольд Винтер (1891-1966), уроженец бессарабской колонии Сарата, выпускник теологического факультета университета в Дерпте впоследствии ставший ректором Школы и обители диаконис в Сарате, прежде чем он в 1940 году переселился в Германию. В 1919 году лютеранскую общину возглавил пробст Георг Юлиус Филипп Шиллинг из Глинного (Glückstal) (1862-1947), и уроженец крымской колонии Ной-Хальбштадт (Neu-Halbstadt), прослуживший в Одессе вплоть до своего переселения в Германию в 1933 году.

Борьба коммунистов с религией и Церковью

В феврале 1920 года в Украине была окончательно установлена власть большевиков. Незамедлительно был приведен в исполнение Декрет Совета народных комиссаров об отделении государства от Церкви. Декрет лишал церковные и религиозные общины права владеть собственностью и права юридического лица. Не предназначенное для богослужений церковное имущество (дома, земли, угодья, свечные заводы), которое приобреталось и строилось на средства прихожан, объявлялось народным достоянием и переходило под управление местных Советов рабочих и крестьянских депутатов. Религиозные общины получали право использовать по договору молитвенные дома и часть земли, которая окружала здание. Эта зем­ля, правда, облагалась сборами и налогами наравне с другими земельными участками. Национализированные у церковных общин домо­строения исполнительные комитеты сдавали в аренду.

20 июля 1921 года группа верующих люте­ранской общины Одессы в количестве 29 чело­век заключила договор с Одесским советом рабочих и крестьянских депутатов на получе­ние в бессрочное и бесплатное пользование до­ма № 22, т. е. церкви с богослужебными предме­тами. По условиям договора, община брала на себя обязательство производить на свои сред­ства оплату всех текущих расходов по содержанию церкви и находящегося в ней имущества и нести ответственность за его целость и сохран­ность. Община также брала на себя обязатель­ство не проводить в церкви политических со­браний антисоветского характера, не допускать проповедей, враждебных советской власти, не использовать колокола в качестве набата для созыва населения в целях возбуждения его про­тив советской власти.

Для национализации церковного имущества всех конфессий создавались специальные гу­бернские ликвидационные комиссии по отде­лению Церкви от государства. Основной целью их работы был сбор полных сведений обо всех религиозных общинах и их имуществе. Сведе­ния собирались для того, чтобы организовать работу по ликвидации единого управления Церкви, что способствовало бы ее постепенно­му изживанию.

Сохранился отчет лютеранской немецкой общины церкви св. Павла в Одессе. Он был подписан председателем (старостой) церковно­го совета доктором Вернке, надворным совет­ником, доктором медицины, профессором-офтальмологом. Согласно отчету, у Церкви была национализирована земля, дома и учреждения, находившиеся внутри церковной ограды, и участок на 2-м христианском кладбище. Приют для больных и престарелых стал советским до­мом призрения № 7 и перешел на содержание социальной службы. Приют для сирот стал не­мецким детским домом № 6. Школьные здания стали собственностью городского отдела на­родною образования. Церковно-приходская школа была преобразована в двухклассную школу-коммуну со светской программой. Ре­альное училище св. Павла было преобразовано в немецкую трудовую школу № 38. Доходный дом перешел в ведение домового комитета. Дом по Лютеранскому переулку 2 — сегодняшнее сту­денческое общежитие — был сдан в аренду.

Поскольку были установлены новые прави­ла регистрации актов гражданского состояния (браков, рождения и смерти), Церковь лиша­лась права держать метрические книги, кото­рые являлись важной частью церковной доку­ментации. Имевшиеся при церкви св. Павла ме­трические книги, которые велись с 1820 года, были сданы отделу Управления при губернском исполкоме, который в октябре 1921 года пере­дал их в окружной архив. Лишь метрическая книга церкви св. Павла за 1863-1875 годы уцелела в одной русской семье, несмотря на бурные времена тех десятилетий; в 2008 году ее вернули общине.

К отчету прилагалась полная опись движи­мого и недвижимого имущества Церкви: дубо­вые скамьи и барьеры перед ними, венские стулья, печи, газовые и керосиновые лампы и канделябры, вешалки, дубовый алтарь с металлическим Распятием и Библией в серебряном переплете, кубок для причастия, мраморный крестильник, тарелки для пожертвований, зеркала, часы, термометры, все принадлежности для похорон, включая катафалк, орган фирмы «Валькер» и фисгармония, ковры, коверчики и дорожки, шкафы и полочки с книгами, 3 коло­кола в церковной башне и т. д. Все это дает хо­рошее представление об оформлении и осна­щении церкви св. Павла в былые времена.

Среди имущества, которое осталось на хранение в канцелярии, в описи указаны архивы, финансовые средства, документы, гипсовый бюст М. Лютера, портрет секретаря прихода И. Ф. Вебера, прослужившего там 35 лет, картина с изображением членов совета по случаю 100-летия прихода, портреты членов совета и пас­торов в черных рамках, портрет пастора Бинеманна в золоченой раме. Все было учтено, но впоследствии бесследно исчезло. Сохранился лишь портрет пастора Бинеманна (1833-1891) находящийся в собственности его потомков, проживающих сегодня в Вюртемберге.

В конце 1920 года в стране начался ужасный голод, вызванный экономической политикой большевиков. Положение ухудшилось в связи с продолжительной засухой летом 1921 года. По­мощь голодающим России начали оказывать международные организации, прежде всего не­правительственная организация США «Амери­канская администрация помощи» (American Relief Administration, далее ARA). Соглашение ARA с Украиной было подписано в январе 1922 года, руководителем продовольственной про­граммы на Украине был Уильям Гров, местом пребывания руководства ARA была Одесса. Через ее большой грузовой порт шли все Продовольственные грузы, в Одессе, Киеве, Харькове, Екатеринославе (Днепропетровск) находились представительства ARA. Ее сотрудником в Одессе был пробст Шиллинг, который вместе с общиной и другими духовными лицами бескорыстно служил людям, спасая их от голодной смерти. Однако вскоре деятельность духовенства по орга­низации помощи голодающим стала рас­сматриваться как враждебная. Участие в работе ARA власти стали расценивать как компро­метацию советской власти. Многие деятели Церкви были арестованы и осуждены. Пробсту Шиллингу удалось избежать репрессий благодаря вмешательству Запада.

Начавшийся голод послужил поводом для принятия партийным руководством страны в марте 1922 года решения об изъятии ценностей из церковных храмов всех конфессий. Это ли­шало Церковь материальной опоры, что согла­совывалось с политическими целями власти. Одновременно изъятие ценностей позволило пополнить государственную казну за счет цер­ковного имущества.

В конце апреля 1922 года губернская ликвидационная комиссия провела специальное заседание по изъятию церковных ценностей из храмов всех конфессий. В начале мая был подписан приказ о порядке изъятия. Согласно ему, акцию необходимо было проводить, не привлекая внимания прохожих и не допуская скоп­ления народа. Во время изъятия перекрывать нее входы и выходы из храмов, выставлять на­ружные посты. Все предметы, подлежавшие изъятию, должны быть добровольно отданы духовными лицами, в случае отказа подвергать их аресту. Во время проведения акции запре­щались любые разговоры. Автомобили, на ко­торых вывозили ценности, должны были сто­ять в стороне от храмов и подъезжать в послед­ний момент, к выносу запакованных и опеча­танных ценностей. Эти меры предосторожнос­ти говорят о том, что большевики ничуть не были уверены, что верующие смирятся с про­ исходящим.

Губернская ликвидационная комиссия по­требовала от церковных советов прислать от­четы о церковном имуществе. За сокрытие каких-либо данных лица, подписавшие отчет, могли подвергнуться аресту и преданию рево­люционному суду.

3 мая 1922 года в присутствии предста­вителей губернского исполнительного комите­та, уполномоченных группы верующих и пас­тора Шиллинга был составлен протокол изъя­тия церковных ценностей из евангелическо-лютеранской церкви св. Павла. Согласно прото­колу, были изъяты серебряная дарохранитель­ница, серебряная тарелочка, серебряный кубок для причащения и Библия в серебряной оправе. Все серебро в присутствии контролера и ювели­ра было взвешено. Общий вес равнялся двум фунтам и семидесяти золотникам. Очевидно, незначительное количество ценностей по срав­нению с изъятыми ценностями из других церк­вей вызвало недовольство и недоверие у пред­ставителей власти. Они заставили пастора написать расписку в том, что он не хранит цен­ностей у себя дома. Расписка, написанная карандашом на клочке бумаги, сохранилась сре­ди архивных документов: «Я, нижеподписав­шийся настоятель евангелическо-лютеранской церкви св. Павла в Одессе, Георгий Леонгардович Шиллинг, даю настоящую подписку в том, что у меня на квартире не имеется никаких серебряных и золотых вещей и утвари церков­ной. Пастор Шиллинг».

Отныне пастору Г. Шиллингу пришлось вести свое служение в Одессе в исключительных обстоятельствах. Безвозвратно ушли в прошлое времена, когда лютеранская община пользовалась уважением городской власти и городской общественности благодаря ее деятельности в области образования, музыкальной культуры, здравоохранения, благотворительности, спорта. Пастору Шиллингу пришлось стать свидетелем распада Лютеранской Церкви. Лишенная единого управления, она постепенно делилась на самостоятельные образования. Он писал в 1922 году немецкому Фонду Густава Адольфа: «Новое религиозное законодатель­ство ликвидировало Церковь как единое целое, у нас нет больше единой организованной кон­фессиональной Церкви, у нас остались только самостоятельные религиозные сообщества, ко­торые в вопросах вероучения, исповедания и богослужения полностью автономны. Этим отдельным религиозным сообществам… не раз­решено объединяться в крупные организации и подчиняться единым органам управления».

Городская община была ограничена в своей деятельности. Она лишилась своего имущества, капиталов, немалой части прихожан, авторите­та и уважения новой власти. На фоне усили­вавшейся атеистической пропаганды уже не­молодому пастору Шиллингу было все труднее консолидировать верующих несмотря на то, что он пользовался большим уважением при­хожан. Его голос — по рассказам очевидцев — во время богослужений звучал серьезно, гармо­нично и убедительно.

Звучавшая во время богослужения органная музыка превратилась в важнейшую нравствен­ную опору немцев-лютеран. Велика была в эти годы роль органиста церкви св. Павла Теофила Рихтера. Он был немцем как по происхожде­нию, так и по принадлежности к музыкально-культурной традиции, которую воплощал. Он родился в Житомире и был отцом Святослава Рихтера, ставшего впоследствии известным во всем мире пианистом. После окончания Венской консерватории Т. Рихтер 10 лет жил в Вене и какое-то время играл при дворе королевы Сербии Драги. Он был незаурядным музыкантом: пианистом и органистом, композитором и педагогом. В 1916 году он приехал с семьей в Одессу и поселился в доме по Лютеранскому переулку 2, который принадлежал общине. Одновременно с преподаванием в Одесской консерватории Т. Рихтер устроился органистом и руководителем церковного хора в кирхе. С его участием там проходили многочисленные кон­церты духовной музыки. Пел церковный хор, звучала скрипка, исполнялись дуэты.

Однако основной обязанностью музыканта была игра во время богослужений на органе, который был традиционно установлен против алтаря, на третьих хорах. Его накачивали два специальных служителя. Музыкант обладал редким даром импровизации игры на этом инструменте. Часто во время игры на коленях у отца сидел его маленький сын, Святослав. Отец оказал на него огромное влияние. В стенах кир­хи зародилась его великая любовь к музыке. Святослав Рихтер стал величайшим пианистом XX столетия, имя которого принадлежит миро­вой культуре. На здании Церковного центра св. Павла сегодня находится мемориальная доска, посвященная его памяти.

Теофил Рихтер служил органистом до 1926 года. Затем ему, как «служителю культа», было запрещено всяческое служение в церкви. Поэтому он стал давать уроки музыки в соседней консерватории. К этому времени в кирхе уже появились признаки разрушения. Не была застеклена розетка над главным входом и в нее врывался городской шум. Одна из лестниц, ведущая на боковую башню, была поломана.

Судьба семьи Рихтеров оказалась трагичес­кой. В октябре 1941 года, незадолго до вступле­ния гитлеровских войск в Одессу, Т. Рихтер был арестован по доносу за принадлежность к не­мецкой национальности и обвинен в шпиона­же. В застенках НКВД он упрямо отказывался признаться в сотрудничестве с немецкой шпионской службой. Лишь когда ему стали угрожать последствиями для его сына, учившегося в Московской консерватории, он «признался» в своей вине. Вместе с другими арестованными он был расстрелян. Тела расстрелянных не успели закопать и кое-как присыпали землей. Несколько дней жена музыканта пыталась найти труп мужа, чтобы захоронить его. Сын Святослав был настолько потрясен известием об ужасной гибели отца, которого горячо любил, что в течение долгих лет отказывался приезжать в Одессу. Лишь несколь­ко десятилетий спустя он добился реабилитации отца.

В СССР постепенно усиливалась атеисти­ческая пропаганда. Борьба с Церковью стала одним из важных направлений внутренней по­литики советской власти. Верующие и духов­ные лица расценивали ее как настоящую травлю Церкви со стороны государства. В 1923 году духовные лица были лишены избирательных прав. Их дети не допускались к обучению в высших учебных заведениях. Сокращалась числен­ность лютеранских общин. В 1924 году появился запрет на использование церковных денежных сборов верующих для содержания пасторов и кистеров. Их разрешалось использовать только на покрытие расходов, свя­занных с культовым имуществом — на ремонт церкви, уплату страховки и т. д. Исполни­тельные органы власти требовали предва­рительной информации о намеченном дне для денежных сборов и о количестве собранных сумм.

Антирелигиозное законодательство 20-х и 30-х годов особенно сильно коснулось пасторов и всех лиц, служивших в Церкви, т. е. также ор­ганистов и преподавателей кистерских курсов. Этих «служителей культа» относили к «нетрудящимся элементам». Вместе с «капиталиста­ми», купцами и бывшими служащими царской полиции, а также преступниками и душевно­больными их уже в 1923 году лишили права активно и пассивно участвовать в выборах. С другой стороны, их, как людей, занимающихся «свободной профессией» и не принадлежащих к какому-либо коллективу, облагали самыми высокими налогами и больше всех обделяли при распределении продовольствия. Их детей не допускали к обучению в университетах, а пасторам зачастую приходилось выселяться из пасторского дома.

Лютеранская Церковь на пути к уничтожению в 1937 году

Несмотря на противодействие советских властей, Евангелическо-Лютеранская Церковь стремилась продолжать свою деятельность и восстановить организационную структуру. В 1924 году в Москве был созван первый в советских условиях Генеральный Синод. На нем был принят устав Церкви, согласованный с советским правительством. Церковь возглавил старший церковный советник, а епископами были назначены Теофил Мейер (1865-1934) в Ленинграде — как духовный руководитель всех общин в стране — и Артур Мальмгрен (1860-1947) в Москве — для внешних церковных сношений; кроме того, в церковном правлении были представлены также эстонские, финские и латвийские лютеране. В том году на территории Советского Союза было в общей сложности 184 церковных округа (прихода или крупных общин), в которых служили 81 пастор и 12 проповедников. Приходы были объединены в пробстские (епархиальные) округа. Каждая община была обязана зарегистрировать свой устав в местных органах власти.

Устав Одесского евангелическо-лютеранско­го религиозного общества был зарегистриро­ван 28 февраля 1924 года. Через год пробстом нового Одесского епархиального округа был избран настоятель церкви св. Павла в Одессе, пастор Георг Шиллинг. Одесская епархия распространялась на территории бывшей Одесской губернии, включая Балтский округ, который в советское время вошел в состав Молдавии.

Сложнейшей проблемой этого периода бы­ла нехватка пасторов и преподавателей кистерских курсов. В 1926 году в округе было 13 приходов, которые охватывали 99 общин. Пасторы были только в семи приходах. Необходимо было решать вопросы обслу­живания вакантных приходов, временно объединяя их с теми, где имелись пасторы. Организацией церковной жизни общин занимались преподаватели кистерских курсов, однако проблема их подготовки не была решена. По предложению епископа Мейера было решено создавать поочередно в округах трех- или четырехмесячные кистерские курсы, на которых учили читать проповеди, играть на фисгармонии, работать регентом хора, преподавать вероучение, проводить похороны и вести канцелярию. Для организации этих курсов была обещана финансовая поддержка от Всемирной лютеранской федерации.

Однако пробста Шиллинга беспокоило и не­соответствие образа жизни прихожан с христианской моралью. Их жизнь уже во многом не соответствовала христианским принципам. Внешние условия и все больше распространявшаяся бедность становились причиной воровства и раздоров. Христианская любовь и смирение почти исчезли, а благотворительная деятельность в прежних масштабах стала невозможной.

Несмотря на все трудности пастору общины св. Павла удалось сохранить в общине моло­дежь и даже увеличить количество прихожан и конфирмандов во вверенном ему округе. Еже­годно с разрешения властей он проводил съез­ды представителей приходов округа, на кото­рых присутствовали пасторы и делегаты от ми­рян. На них обсуждались проблемы, с которы­ми ежедневно сталкивались служители Церкви из-за несовершенства советского законодатель­ства в отношении религии и Церкви. Наиболее сложной оказалась проблема конфирмации, по­скольку вопрос о конфирмационном обучении законодательно не был урегулирован. Для его организации в общинах стали открывать вос­кресные религиозные школы, где обучались подростки с 12 до 18 лет. Школы регулярно кон­тролировались местными властями, которые ссылались на запрет преподавания религии несовершеннолетним. На Синодальном совете округа даже обсуждался вопрос о допущении к конфирмации малолетних детей, на чем настаивали некоторые общины.

8 апреля 1929 году было принято постановление Совета народных комиссаров СССР «О религиозных объединениях». Постановление ограничило деятельность религиозных объединений «удовлетворением религиозных потребностей в молитвенном здании» и угрожало рядом мер наказания, дававших движению безбожников возможность предъявлять обвинение пасторам и верующим и добиваться для них обви­нительного приговора. Преступлением теперь считались агитация и подстрекательство к национальному и религиозному раздору, преподавание религиозного учения детям, антиреволюционная пропаганда, заговор против государственной власти, сбор и хранение денег или сокрытие церковного имущества. Многие из этих запретов разрушали общинную жизнь.

Созданное в 1925 году Общество безбож­ников — переименованное в 1929 году в Обще­ство воинствующих безбожников — насчиты­вало в Советском Союзе в 1932 году на пике своей деятельности больше 5 миллионов членов. Оно организовывало, например, офици­альную борьбу с религиозными праздниками. К наиболее значительным из них устраивались специальные кампании: антирождественские или антипасхальные выставки, соответствую­щие лекции и уличные демонстрации, тематические вечера и семейные встречи. Все чаще церкви стали закрывать и превращать их в кинотеатры или клубы, Дома пионеров, гара­жи или склады. Многие антицерковные меро­приятия проводились именно в бывших хра­мах. Договоры на дальнейшее использование церковного здания стали заключать только на ограниченный период. Над духовными лицами публично издевались, а религиозные символы и церковные обряды устранялись из обществен­ной жизни. Все это носило мелочный характер и зачастую принимало ярко выраженные при­митивные формы. По словам лютеранских пас­торов Украины были случаи, когда «безбожни­ки» организовывали бойкот почтовых служа­щих, которые отказывались передавать для них почту на Рождество.

Одновременно началась настоящая «охота» за церковными колоколами, которые во время невероятных акций стали сбрасывать с колоколен. В декабре 1929 года было принято постановление Президиума Центрального исполнительного комитета «О регулировании колокольного звона в церквях». Ссылаясь на пожелания трудящихся, колокольный звон был ограничен или совсем запрещен. В 1930 году была разослана секретная директива местным властям о снятии колоколов. Их решено было использовать для чеканки мелкой разменной монеты. Постановление Всеукраинского цент­рального исполнительного комитета «О по­рядке изъятия колоколов из молитвенных домов» предписывало реализовать снятые колокола через «Рудметаллторг», а средства от реализации направлять в местный бюджет. С тех пор все три колокола церкви св. Павла замолкли; сейчас уже невозможно уточнить, когда именно они были сняты с колокольни.

Первый пятилетний план, составленный большевиками на 1928-1933 годы, коснулся в первую очередь состоятельных крестьян и представителей интеллигенции. Большинство прихожан Одессы и прилегающих сел относились именно к этому кругу лиц. Поэтому проведенные по распоряжению сверху принудительная коллективизация и раскулачивание, а также плановая ликвидация бюргерского сословия изо всей силы обрушились на них. Уже в те го­ды многих немцев без судебного разбиратель­ства сослали в Сибирь или отправили в исправительно-трудовые лагеря на Крайнем Севере Советского Союза.

Преследование Церкви и репрессии против духовных лиц участились после того, как в Ук­раине в 1931-1932 годах разразился очередной голод, вызванный засухой и непомерными изъятиями продовольствия у крестьян. Многие пасторы, в том числе и пробст Шиллинг и пастор Эмиль Шимке (1891-1945) из Хоффнунгсталя встали на защиту интересов страдающего от голода населения. Они приняли участие в распространении адресов немецких благотво­рительных организаций, которые оказывали материальную помощь голодающим. Одной из организаций был «Русско-немецкий союз по­мощи» при Союзе Мартина Лютера в Эрлангене, который в те годы так же как и Фонд Густава Адольфа организовывал по всей Германии сбор гуманитарной помощи под девизом «Братья в беде». Однако пробсты и пасторы, которые таким образом на местах вступились за голодающих, подвергались все новым ре­прессиям. Многие были арестованы и сосланы, среди прочих и сын последнего немецкого пас­тора в Киеве, Рихард Геринг,

Чрезмерные ограничения религиозной дея­тельности, репрессии против духовных лиц подталкивали их к легальной и нелегальной (через Румынию) эмиграции. Их выезду пре­пятствовали не только советские власти, но и руководство Церкви, которое стремилось со­хранить в общинах духовных лидеров. Поэтому эмигрировать в эти годы удалось лишь немно­гим. Неудачной оказалась попытка нелегальной эмиграции через Румынию в 1930 году декана и настоятеля католического немецкого собора св. Климента в Одессе Иосифа Нейгума. Он был арестован, подвергнут многочисленным допро­сам и осужден за связи с германским консульством к 5-ти годам заключения с отбыванием в исправительно-трудовом лагере. Принял реше­ние об эмиграции и пробст Шиллинг. В январе 1933 года он выехал в Германию, где прожил на пенсии в городе Дессау. В течение нескольких месяцев 1932 году в общине служил пастор из Хоффнунгсталя Эмиль Шимке, которого епископ Мальмгрен считал опорой Лютеранской Церкви. Но и он эмигрировал в Германию в 1932 году. Многих из тех, кто остался, постигла мученическая смерть — как Фридриха Мерца из Бессарабии, служившего в Одессе викарием и преподавателем религии с 1916 года по 1919 год и погибшего в 1931 году в застенках пре­словутого ГУЛАГа на Соловецких островах.

Последним пастором общины св. Павла был Карл Карлович Фогель (1896-1937), по­волжский немец, уроженец колонии Орловское Самарской губернии и один из последних вы­пускников семинара по подготовке проповед­ников в Ленинграде, прежде чем его оконча­тельно закрыли в 1934 году. Сначала он коротко служил в общине Хоффнунгсталя, а затем с 1933 года по 1937 год в приходах Одессы и Гросслибенталя. 4 июля 1937 года Карл Фогель был арестован Одесским областным управлением НКВД по одиночному обвинению в измене Родине. Постановлением НКВД и прокурора СССР от 18 октября 1937 года ему был вынесен внесудебный приговор — расстрел. Приговор был приведен в исполнение 27 октября 1937 года. В том же году кирха в Одессе навсегда закрыла свои двери для проведения богослужений. С тех пор лютеранская духовная жизнь в Одессе прервалась на более чем 50 лет.

Судьба Карла Фогеля и церкви св. Павла от­ражает общую ситуацию в стране, ибо 1937 год выделяется как пик сталинского террора на территории всего СССР. Это был год великих «чисток», коснувшихся и партии, а также год окончательного уничтожения духовенства всех конфессий и повсеместного закрытия церквей. К 1937 году в СССР были арестованы все лютеранские пасторы, к 1938 году ликви­дированы все лютеранские приходы, закрыты церкви. Евангелическо-Лютеранская Церковь в СССР прекратила свое существование.

С 1917 по 1945 годы из 353 духовных лиц лютеранского вероисповедания 130 были арес­тованы и большинство из них приговорены к длительным срокам заключения. Около 70 пас­торов умерли в заключении или были расстре­ляны. Примерно 100 пасторам удалось эми­грировать в Германию. Лишь 30 человек умерли своей смертью в первые годы советской власти. Через 50 лет многие из репрессированных ду­ховных лиц были реабилитированы на осно­вании статьи 1 указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерях по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, которые имели место в период 30-40-х и начала 50-х годов». В январе 1989 года на основании за­ключения прокуратуры Одесской области от 30 мая 1989 года был реабилитирован и последний пастор общины св. Павла, Карл Фогель.

Короткий период братской помощи из Трансильвании

С 1937 года по 1941 год здание кирхи в Одессе было бесхозным. В этот период с помощью трактора и тросов были сорваны каменные кресты со всех трех башен. Постепенно исчезало внутреннее убранство, началось бессмысленное разрушение органа, которое продолжалось до начала 50-х годов.

Вплоть до 1941 года постепенно сокращалось и число прихожан. В немецких селах края стало пустовать все больше хуторов. Причиной тому была сталинская политика ссылок. До 1941 года из Украины в Казахскую, Киргизскую и Таджикскую республики Средней Азии было выслано приблизительно 100 000 немцев; мно­гие из них не пережили это принудительное пе­реселение.

В ноябре 1941 года войска немецкого вермахта и союзничающие с ним румынские войска заняли Приднестровье. Отдел внешних церковных сношений Немецкой Евангелическо-лютеранской Церкви немедленно на­правил немецкого пастора из Бухареста пос­етить этот край между Днестром и Бугом для проверки состояния церковной жизни. Пастор Ганс Петри побывал прежде всего в поселениях Вормс, Ватерлоо и Рорбах. Его отчет, сохранившийся в земельной Консистории в городе Германнштадт (Сибиу), наглядно повествует о разрушенных молитвенных домах и церквях, разоренных кладбищах и унич­тоженной под гнетом советской власти религиозной жизни. Его предложение послать в Приднестровье из Траисильванип пасторов Немецкой Лютеранской Церкви для вос­становления церковной жизни вскоре было одобрено в Германнштадте. И так с ноября 1941 года религиозная жизнь в Одессе стала возрождаться.

Из Румынии сначала прибыла православная религиозная миссия. Румынские власти, под уп­равлением которых находился город, усиленно содействовали возрождению Православной и Лютеранской Церкви. На главной башне церк­ви св. Павла восстановили крест и 7 декабря 1941 года она торжественно открылась. В том году для рождественских богослужений в Одессу впервые приехал пастор из Трансильвании. На рождественском богослужении пел прекрасный мужской хор. 25 декабря в 10 часов утра кистер Бахман провел службу для детей. В 11 часов пастор, приехавший из Трансильвании, произнес в переполненной церкви проповедь. В 15 часов прошел тор­жественный обряд крещения детей. 26 и 27 декабря пастор посетил окрестные немецкие села и вернулся в Румынию.

На Пасху пастор Петри из Бухареста снова посетил осиротевшую общину. А в мае 1942 года из Трансильвании в Одессу прибыла первая евангелическо-лютеранская миссия из четырех человек под руководством Вальдемара Кейнтцеля. Он в первую очередь позаботился о восстановлении духовной жизни общины в Одессе и окрестных селах. До конца декабря 1943 года в край на несколько месяцев приезжали еще другие группы пасторов. Всего за 1941-1943 годы более 20 пасторов из немецкоязычной Лютеранской Церкви в Трансильвании участвовали в восстановлении церковной жизни в Одессе. Среди них находился и пастор Герман Биндер, сохра­нивший свои воспоминания в небольшой книжице под названием «Записки из Придне­стровья, 1942». Центром «административной помощи» был дом №2 по улице Клары Цеткин, бывшем Лютеранском переулке, у церкви св. Павла.

Во вновь открывшейся церкви богослу­жения совершались румынскими пасторами, а иногда и тем или иным немецким солдатом вермахта. Стало даже возможно проводить на 2-м городском христианском кладбище офи­циальные поминальные службы в память об умерших. Люди снова стали собираться на библейские уроки. Сформировался церковный со­вет, который давал в газеты объявления о пред­стоящих богослужениях. В 1942 году в церкви св. Павла снова состоялась праздничная цере­мония конфирмации. Многие супруги наверс­тали упущенное венчание, а по воскресеньям в немецких селах вокруг Одессы иногда случались настоящие массовые крещения детей, ро­дившихся в течение прошлых лет.

Воспоминания Германа Биндера лаки нам довольно реалистическое представление о внешних обстоятельствах и настроении людей в те годы. Город предстает перед ним неверо­ятно грязным и запущенным, люди в озлоб­ленном состоянии снуют по улицам, окна за­биты досками и фанерой, а люди на вокзале похожи на нищих. По дороге в села Биндер каждый раз видит опустевшие бывшие колхо­зы и развалившиеся крестьянские хутора. Но еще хуже он оценивает моральное и духовное состояние людей в колониях. За советский период немецкие колонисты почти полностью утратили гордость, добросовестность и веру в Бога. Они пьют и воруют, богослужебная жизнь обнищала и детям уже никто не преподает уроки религии. Даже библейские уроки в горо­де почти никто не посещает и церковь св. Павла на воскресных богослужениях наполовину пуста. И даже множество крещений в селах и богослужение с конфирмацией, на которое в Гросслибентале еще раз собралось полторы тысячи человек, не могут скрыть от него действительное душевное состояние людей в результате двадцатилетнего воздействия власти большевиков.

Но особенно всех румынских пасторов приводит в ужас поведение немецких оккупантов. В 1942 году на территории «Рейхскомиссариата Украина» гражданское управление было заме­нено на военное и Украина стала подчиняться штабам СС. О служении пасторов нужно было договариваться в штабе СС по вопросам местных немцев, именуемых «фольксдойче» («Volks­deutsche Mittelstelle»). Штаб находился в здании сегодняшей музыкальной школы напротив церкви св. Павла. Оберштурмбанфюреры СС, с которыми здесь сталкиваются румынские пасторы, почта все оказываются идеологическими националсоциалистоми, всеми административными силами старающимися пре­сечь служение пасторов. Они не выдают разрешения на поездки в села, запрещают проводить богослужения и не позволяют ди­ректору немецкой школы в Одессе пре­подавание в ней религии. Биндер рассказывает о великом разочаровании одного немецкого кистера: «Я никак не могу поверить, что они тут против религии и опять закрывают наши церкви. Ведь мы так радовались, когда пришли немцы. А теперь они отбирают у нас веру. Ведь это точь-в-точь большевистский сталь! Вот и сбывается сталинская мечта».

Возродившаяся лютеранская община города вопреки всему готова была приступить к более активной деятельности. В августе 1942 года совет евангелическо-лютеранского прихода возбудил перед румынскими властями города ходатайство о возвращении ей евангелической больницы, построенной до революции на средства лютеранской и реформатской общин. Поскольку в зданиях бывшей евангелической больницы находился городской туберкулезный диспансер, власти отказали в ходатайстве, однако отвели правлению принадлежавшие до революции общине землю и здания в треугольнике улиц Новосельского и Кузнечной и Лютеранского переулка. Весной 1944 года, перед отступлением гитлеровской армии из юрода, во время бомбежки были частично разрушены здания, находящиеся внутри церковной ограды. На 70% был разрушен и дом № 2 по бывшему Лютеранскому переулку.

Останется ли кирха навсегда позорным пятном города?

После окончании Второй мировой войны в сохранившемся здании бывшей богадельни — в сегодняшнем Церковном центре св. Павла было размещено общежитие стройтреста № 9. В феврале 1946 года решением исполкома городского совета весь земельный участок, выходивший на улицы Кузнечную, Клары Цеткин (Лютеранский пер.) и Пионерский переулок (Инвалидный), площадью 7 475 кв. м. был отведен под строительство Института инженеров связи. Ему же был передан для восстановления разрушенный дом по Лютеранскому переулку 2 с дальнейшей пере­дачей в бессрочное пользование. На бывших церковных землях началось строительство учебного корпуса института. Таким образом на бывшем церковном участке были сооружены новые здания Института инженеров связи.

В январе 1957 году по решению исполкома городского совета здание бывшей кирхи также было передано на баланс Одесского электро­технического института связи с разрешением использовать его в качестве спортивного зала. К этому времени часть внутреннего убранства кирхи еще сохранялась. Еще живы некоторые бывшие студенты института, хорошо запом­нившие высокие массивные дубовые двери, которые они с трудом открывали, обшивку стен из темного мореного дуба, хоры на изящных металлических опорах и лестницу на них с высокими ажурными резными перилами. Остались невредимыми и стрельчатые пото­лочные своды. Но это был уже спортивный зад. На хорах было установлено оборудование для занятий гимнастикой. Там же студенты занимались велосипедным спортом, борьбой. Внизу на сохранившихся деревянных полах играли в футбол, волейбол, баскетбол. Апсиду отделили и в бывшем алтаре именно на месте престола соорудим уборные и душевые. Большое помещение церкви использовав также для проведения общеинститутских собраний. Но поскольку сток дождевой воды не был урегулирован и непосредственно у боковой наружной стены была сооружена водосточная яма, зданию был нанесен значительный ущерб.

По мере развития институту потребовался дополнительный участок под строительство расширяющейся инфраструктуры. В 1965 году кирху было решено снести и использовать землю для строительства еще одного студенческого общежития. Было рассчитано направление взрыва, чтобы не повредить находившиеся рядом дома, в церковное здание была завезена взрывчатка (в 2009 году при реставрации здания в наружной стене справа от главного входа был обнаружен шпур со старым, поврежденным подрывным зарядом). Для проведения акции был назначен день.

Однако взрыв не состоялся. В защиту кирхи выступили студенты консерватории и универ­ситета им. И. Мечникова. В день, намеченный для взрыва, они устроили вокруг церкви сидя­чую забастовку. Дополнительные акции про­теста видных деятелей культуры, бывших одес­ситов, живущих в Москве, привели в конце концов к тому, что советское министерство культуры официально запретило взрывать церковь.

В 1973 году здание кирхи было передано в коммунальное хозяйство города. В 1975-1976 годах правительством СССР были выделены значительные финансовые средства для рестав­рации и реконструкции кирхи с целью ее ис­пользования в качестве органного зала. Город­скими властями были организованы субботники для подготовки здания к реставрации. В ночь на 9 мая 1976 года, когда работы по рас­чистке почти приближались к завершению, вспыхнул пожар, уничтоживший все уникаль­ные внутренние деревянные конструкции. Языки пламени вырывались из окон и башен высоко в небо над Одессой. Под конец обру­шилась и кровля над основным объемом, зала. Зданию был нанесен непоправимый ущерб. Пожарные машины прибыли с опозданием и еще сутки были заняты тушением пожара. До сих пор в городе поговаривают, будто причи­ной несчастья стал преднамеренный поджог; не скрывались ли за этим покушением коммунис­тические группировки, желавшие предотвра­тить восстановление кирхи? Или группы, ук­равшие из церкви стройматериалы и не желавшие, чтобы это было раскрыто? Или люди, заинтересованные в сокрытии собранных на восстановление пожертвований? Слухи не утихают и по сей день, но виновников пожара в церкви св. Павла так и не удалось обнаружить.

Решением Совета Министров УССР от 6 сентября 1979 года здание лютеранской кирхи в Одессе было отнесено к памятникам национального значения, и взято под охрану государства. Ей был присвоен охранный номер — 1463. Кирха была признана историческим памятником не только с точки зрения ар­хитектуры, но и с точки зрения строительного искусства. Ведь огромное здание было построено не из кирпича, а из мягкого ракушечника, скрепленного кирпичными поясами. Ответственность за сохранность памятника была возложена на исполнительный комитет Центрального района города.

В 1987 году начались повторные реставрационные работы. Их планировалось вести на пожертвования граждан города и страны. Многие одесситы еще помнят эти акции сбора пожертвований, в которых приняло активное участие все население Одессы. Особый вклад внесла городская интеллигенция: в фонд кирхи добровольно перечислялись, например, гонорары от газет­ных публикаций, благотворительных концертов и т.д. Преподаватель Одесской консерватории им. А. Неждановой, органист Валерий Рубаха, давал в здании консерватории благотворительные органные концерты, билеты на которые распространялись среди студентов одесских вузов и граждан города. Весь город принимал участие в намеченном восстановлении своей кирхи. Однако разрушения от пожара были слишком велики, а пожертвования слишком незначительны. Собранных средств хватило лишь на установку опорных металлических конструкций в развалинах нефа. Но и это мероприятие вскоре приостановилось. Внутреннее пространство кирхи превратилось в лужайку, а затем и мусорную свалку. На ограждающих стенах развалины выросли и начали распускаться первые деревья. Постепенно развалина превратилась в место встречи местных бомжей, так что окна нижнего яруса пришлось заложить каменной кладкой.

Прошло еще 20 долгих лет, пока в газете одесских строителей не появилась статья о начале строительных работ по восстановлению церкви св. Павла. Летом 2005 года в передовой статье газеты говорилось: «Если Потемкинская лестница — это визитная карточка Одессы, Дюк — символ Одессы, Оперный театр — гордость Одессы, то лютеранская кирха — это позор Одессы. Кирха прошла все периоды унижения — от закрытия ее как религиозного учреждения до целенаправленного уголовного сожжения. Единственными людьми, оказавшимися последовательными борцами за спасение кирхи, были жители Одессы. Именно они — при поддержке Евангелической Церкви Баварии — добились сначала реконструкции Пасторского дома, а теперь и восстановления самой кирхи».

Но это уже другая история.

Эльвира Плесская-Зебольд

Одесса